От автора. Имя поэтессы Серебряного века Галины Галиной (Глафиры Адольфовны Эйнерлинг) я открыла полтора десятка лет назад после встречи с её 82-летним внуком — художником, поэтом Николаем Суратовым, к которому меня привёл краеведческий поиск родословной писателя С. Н. Миловского-Елеонского. В последующие годы при содействии родных Галиной и Миловского, а также энтузиастов-краеведов, таких, как неутомимый священник Евгений Шилов, было собрано такое количество документов, произведений Галиной, писем, автобиографии, что облик этой поэтессы Серебряного века явственно обозначился перед моими глазами, будто мы были знакомы все эти годы. А в самом деле, подумалось мне, почему бы не организовать фантастическую встречу с поэтессой в наше время в нашем семействе — «Серебряном Голубе России»?! Ну, так приступим к интервью…

Краевед: Добрый день, госпожа Эйнерлинг, можно ли мне вас так называть?

Галина: Да, конечно. Здравствуйте… Ваше внезапное появление, облик… Вероятно, вы издалека? Из-за границы?

Краевед: Гораздо дальше… Из будущего столетия. Позвольте пригласить вас в XXI век. Мне бы хотелось прояснить некоторые факты вашей биографии и творчества для читателей. Я проводник ваш, зовите меня Краевед. Буду сопровождать вас по лабиринтам памяти и расскажу вам о будущем.

Галина: Боже мой, разве это возможно? Если это не шутка, я, разумеется, согласна. Кто бы отказался узнать, как пошла жизнь через столетие!

Краевед: Глафира Адольфовна, не будете ли вы так добры прояснить немного вашу родословную. Эйнерлинг — это фамилия вашего мужа?

Галина: Да. Мне было 23 года, когда я поступила на службу в телеграфную контору, и там познакомилась с чиновником Александром Станиславовичем. Вышла за него замуж, родила дочь Наталью, а через девять лет наш брак распался.

Краевед: Не он ли прототип главного героя, гибнущего от неразделённой любви, в вашем рассказе о телеграфной жизни?

Галина: Пожалуй, есть некоторые черты Саши в образе Михайлова. Но в целом, это безусловно, собирательный образ. Я была молода, только начинала писать, а в моде тогда были любовные сюжеты с   самоубийством, ранней гибелью главных героев.

Краевед: А ваши родители?

Галина: Моя фамилия по отцу — Ринкс. Адольф Иванович Ринкс был чиновником интендантского ведомства. Он дал мне фамилию и отчество. Определил меня в гимназию. Они с мамой прожили 10 лет и разошлись. Настоящий мой отец — учитель Николай Александрович Мамошин, позже кассир Александровского театра. В роду моей мамы, Натальи Александровны Вершицкой были малороссы, поляки, немцы. Она окончила театральную школу и   служила на сцене 25 лет, исполняя небольшие роли. У неё были музыкальные способности, она прекрасно пела. Я была единственным ребенком у моих родителей, которые ничего общего с литературой не имели. Жили мы очень бедно на скромное жалование мамы.

Краевед: Когда же пришло увлечение книгами, поэзией?

Галина: Лет с четырёх я полюбила книги – у меня была грамотная старушка-няня, и она читала мне иногда целыми вечерами. Первая книга, врезавшаяся мне в память, была «Яша или Бобовая лестница», дешевое издание с лубочными картинами, но для меня это был целый волшебный мир. С шести лет я ходила с няней в библиотеку и брала книги по своему вкусу. Сказки Андерсена полюбила на всю жизнь. В девять лет я написала первое стихотворение, сама не понимая, как оно вышло, и была в полном восторге. Кажется, я писала стихи при всяких обстоятельствах жизни. Это не было для меня «делом», — это было потребностью и радостью.

Краевед: Как же родился псевдоним Галина Галина?

Галина: Его выбрал для меня редактор журнала «Живописное обозрение» Михаил Лазаревич Михайлов-Меллер.

Краевед: Кроме этого журнала, Ваши произведения выходили более чем в 25 журналах и альманахах. Три сотни стихов, детские рассказы и сказки, переводы — солидный багаж!

Галина: Мне бы хотелось узнать, правда, немного боязно, помнят ли меня читатели спустя столетие?

Краевед: Помнят. Читатели знают и любят ваши стихи. Один молодой московский священник, Евгений Шилов разыскал по архивам все ваши стихи, переводы, рассказы, рецензии, письма и   издал двухтомник в полторы тысячи страниц. Мы постоянно слышим прекрасные романсы Рахманинова на ваши слова — «Здесь хорошо», «Как мне больно…», «У моего окна…» в исполнении лучших певцов, а также романсы М.Гнесина, А.Танеева и других композиторов — более 80 произведений. И ещё: от вашего внука, Николая Сергеевича Суратова мы узнали потрясающую историю вашей любви к писателю, смотрителю духовного училища Сергею Миловскому. Он жил в далёком от Петербурга вятском городе Сарапуле на Каме и очень редко приезжал в Петербург в редакцию журнала «Русское богатство», где публиковались его рассказы.

Галина: Да, это были незабываемые встречи! Об этом мало кто знал, ведь мы скрывали нашу любовь. Сергей Николаевич был прекрасный человек, очень ранимый… Он, как и я, плохо вписывался в петербургское литературное общество. Поэтому мы и потянулись друг к другу. Мы не могли наговориться с ним. Он рассказывал, как трудно ему жить в атмосфере непонимания в провинциальном городке, скрываться под псевдонимом, бояться разоблачения епархиального начальства. Ведь он преподавал в духовном училище. Боялся лишиться должности, остаться с семьёй без средств.

Краевед: У вас есть такое стихотворение:

Может быть, это был только радостный сон:

Кто-то светлый открыл мне дорогу мою…

И сказала душа: это он… Это он…

Тот, кого я люблю…

 

И провидческие строки в сказке «Любовь сильнее смерти»:

 

Пусть летит мой тихий стон

Над твоей могилой…

Прогони свой крепкий сон,

О, Король мой милый!

Для тебя — и скорбь, и боль

Все перенесла я!..

Встань же, встань, о мой Король,

Камни разрушая….

 

Галина: Да, это всё о нём…

Краевед: О Миловском в Сарапуле вышла книга «Тайны Сарапульского смотрителя» и сценарий о вашей любви для спектакля Литературно-музыкального театра «Жизнь моя — скверный анекдот». Такого аншлага на премьере спектакля давно не было: зал и плакал, и смеялся; под живую музыку со сцены звучали и псалмы «На реках Вавилонских», и романсы на ваши стихи.

Галина: Как бы я хотела посмотреть этот спектакль!

Краевед: Нет ничего невозможного в наше время. Вот его запись на диске. Смотрите. Роль любимой женщины Миловского играет наша ведущая актриса, очень похожая на вас.

    

Галина:( посмотрев запись) Потрясающе! Главный герой очень напоминает Миловского. Его любимая — очень эффектная женщина, мне кажется, я не столь красива… Она с большим чувством читает мои стихи. И ребёнок, играющий нашего сына Серёжу, очень мил. Я даже прослезилась. Вот, оказывается, где жил мой любимый Сергей Николаевич… Ваши артисты прекрасно исполняют сцены из его рассказов. Я никогда не была в Сарапуле, но сейчас немного узнала этот город, увидела городских купцов, здание духовного училища, с которого в отчаянии бросился Сергей. Его гибель меня потрясла. Я долго не могла прийти в себя. Лишь маленький Серёжа вернул меня к жизни…

Краевед: …и стихи:

…И если мы разлукой и тоской

За эту ночь потом так щедро заплатили –

Нас звёзды навсегда с тобой

Над голубой рекой соединили…

 

Галина: Да, все это прожито нами, остались сердечные воспоминания.

Краевед: Вот стихи: «Я пою свободная, как птица, жизнь без песен станет мне темна…». Они из сборника «Предрассветные песни», который был, в общем, доброжелательно принят читателями. В журнале «Современный мир» был отклик неизвестного вашего почитателя: «Да, это именно предрассветные песни, предчувствия света и радости в тисках тьмы и горя. И эти песни, нежные и трогательные, захватывают читателя, главным образом, проникающей их верой в торжество лучших идеалов, в будущее счастье всего человечества и отдельной личности». Писатель и критик Пётр Филиппович Якубович тоже написал превосходно: «Короткие певучие строчки г-жи Галиной скорее следует назвать «песнями»: они льются так же свободно и непосредственно, как трели поющей на заре птицы. Одно из главных достоинств ее поэзии — простота речи, образов…». И критик дал великолепный пример ваших стихов, на которые С.В. Рахманинов написал гениальный романс:

«Как хорошо… Взгляни, вдали//Огнем горит река;//Цветным ковром луга легли, //Белеют облака.//Здесь нет людей… Здесь тишина…//Здесь только Бог да я.//Цветы, да старая сосна,//Да ты, мечта моя!»

Галина: Чудесно! Петр Филиппович был очень добр ко мне. У нас были очень тёплые, доверительные отношения. Но не все рецензенты таковы. Были очень злые статьи, например, Брюсова: «бабья поэзия», «бездарность», «пошлость».

Краевед: Критики Серебряного века, как и теперь, бывают беспощадны. Это вы им адресовали стихи «Бес»: «…От стыда он весь иссох. //Так в борьбе с бесовской силой // Помогает бабам Бог!»?

Галина: Может быть. Бесы всегда есть вокруг нас.

Краевед: Многие писатели и поэты писали о предрассветных песнях птиц. Но каждый по-своему:

У того же Брюсова «…рассветной песней птицы//Снова станут славить лес».                                           У Блока: «Воспоминанье жизни сонной//Меня влечет под сень аллей, //Где ночи сумрак благовонный//Тревожит милый соловей...»                                                                                                                      У Андрея Белого: «…Кто-то, милый, кричит. Это голос восторженной птицы».                                  

А у вас по-своему мило:

«И, как шёпот ветвей, <…> прозвучат//Предрассветные песни мои».

«Я у сердца стою твоего//И тихонько молю: «отвори»… //Я так много несу для него//Песен светлой, далёкой зари!..».

А это рецензия из нашего века: «В ярком букете Серебряного века среди царственных особ его Галина Галина навсегда останется в памяти скромным цветком, соцветьем черемухи, душистым и волнующим».

 

Галина: Спасибо. Вы не представляете, как радостно мне это слышать!

Краевед: Студенчество приняло на ура ваши стихи о Бурской войне, и вся Россия пела «Трансвааль, Трансвааль, страна моя, ты вся горишь в огне…». Ваше имя сразу стало известным. Но многие критики считали, что вам менее удается гражданская лирика, чем чисто лирические стихотворения, музыкальные и изящные по форме. Но, признаться, и сегодня мир добрее не стал, и ваши стихи о еврейских погромах трогают за душу:

«Идут… с дрекольями в руках//Ордой бездумною и пьяной…//И тьма кровавая тумана//

В их помутившихся глазах…»

Галина: В молодости я считала, что поэт должен быть гражданином и отзываться на все общественные события. За стихи «Лес рубят, молодой нежно-зелёный лес…» в поддержку киевских студентов меня выслали на год из Петербурга. Но позже я поняла, что боец из меня плохой, моей душе гораздо ближе лирика. Эти стихи льются сами собой…

Краевед: Как складывались отношения с литераторами Петербурга? Ведь у Вас была обширная переписка с И.А. Порошиным, Ф.Ф. Миллером, С.А. Венгеровым, В.Г. Короленко, Н.К. Михайловским и другими.

Галина: С редакторами отношения были деловыми. Надо было зарабатывать, чтобы кормить семью. Напоминать о себе, искать переводы, журналы, где могут опубликовать стихи или сказки. Биться за гонорары. А настоящих друзей было мало. Ведь нищий поэт — нежеланный друг.

Краевед: Какие годы были для Вас самыми тяжёлыми?

Галина: После 1917 года мои стихи стали никому не нужны, их перестали печатать. Мы с детьми страшно голодали. Здоровье моё пошатнулось. Я обращалась к Е.П. Пешковой, к В.Д. Бонч-Бруевичу, они помогли мне получить инвалидность и пенсию.

Краевед: А дети?

Галина: Мои дети… Они пережили столько горя: голод, нищету, войну… Старшая дочь Наташа с дочками жила со мной во время войны в поселке Лисий Нос, во время Блокады была эвакуирована…...Вся надежда была на нашего Сережу, на его будущность. Он учился в университете и по ночам подрабатывал сторожем чтобы прокормить всех нас. Потом его обвинили в контрреволюции за участие в кружке Андреевского и дважды арестовывали. Невероятными усилиями моих друзей он был освобождён из тюрьмы перед самой войной и ушёл на фронт. Младший, Ваня —тоже хороший сын и человек, но он был еще очень юн, и ему тоже приходилось биться с нуждой, а не следовать своему влечению: он художник-самоучка, уже в четырнадцать лет он делал иллюстрации в издательстве «Радуга» под псевдонимом Иван Галин. Как хотелось бы мне узнать, как дальше сложилась их жизнь…

Краевед: Вы действительно хотите это знать? Может быть, вам будет тяжело это слышать… Но я попробую…Удалось установить, что Наташа с дочками была эвакуирована в Башкирию в середине войны. Далее её следы теряются. Сергей после первого освобождения жил в Вологде, где женился на дочери провизора Людмиле Суратовой и взял её фамилию. У них родился сын Николай, который стал признанным художником и поэтом. Он прожил 88 лет. Его мать, Людмила Суратова, как и отец, воевала на фронте. Она прошла войну и умерла в 79 лет. Сергей Александрович пропал без вести под Волховом в феврале 1942 года. Судьба младшего Вани пока остается неизвестной.

Ваш первый муж, Александр Станиславович Эйнерлинг не пережил блокаду, он похоронен в 1942 году в братской могиле на Горском кладбище возле Лисьего Носа.

Весть о гибели Миловского всколыхнула писательское сообщество, появились многочисленные некрологи в журналах. Сергей Николаевич был похоронен в Сарапуле, но могила его не сохранилась.

 

Галина:(сдерживая слёзы) Боже мой… Как много я узнала, сколько страданий выпало на долю моих близких…

Краевед: Такое было время. Какое же из своих стихотворений вы считаете посланием будущему веку?

Галина: Наверное, вот это:

Я умру… Но со мной, может быть, не умрёт

Предрассветная песня моя.

Может быть, до зари хоть она доживёт,

До зари лучезарного дня!

И что грезилось мне только светлой мечтой,

Встретит песню мою наяву.

И быть может, в душе чьей-нибудь молодой

Я горячей слезой оживу.

И к могиле моей, может быть, долетят

Песни новой, свободной зари!

И, как шепот ветвей, им в ответ прозвучат

Предрассветные песни мои.

Краевед: Благодарю вас. Я оставляю вам фотографии ваших родных. Это ваш внук, Николай Суратов, его мозаичная фреска, правнучка с сыном Ваней. (Галина рассматривает фотографии. Краевед тихо уходит).

     

  
  

Галина: Послушайте… У меня ещё столько вопросов… Где же вы? (оглядывается вокруг — никого) Подождите!

Эхо: …ждите,…ждите…ждите…

Наталья Запорожцева

(работа на конкурс «Серебряный голубь России-2025)